Бывшие политзаключенные беларуски рассказали «Медиазоне» о том, как складывались их отношения, пока они были в колонии. Парень Лены сначала поддерживал ее, а потом пропал и заблокировал в мессенджерах ее родителей. Муж Полины был ее «подельником», тоже отбывал срок — они добились возможности переписываться и таким образом общались, правда, через цензора. Татьяне помогал бывший муж — привозил маме деньги, признавался в любви в письмах. Но более ценными в заключении, чем романтика, оказались новости, которые он пересказывал в письмах ей.
Имена некоторых героев изменены.
«Обрадовалась, когда узнала, что он не задержан, а просто му**к!»
24-летняя минчанка Лена начала встречаться с Сергеем после протестов 2020 года. Познакомились в тиндере.
«Я очень любила свою работу, ради нее оставалась в стране. Для того чтобы жить дальше, нужно было покривить душой: делать вид, что ничего не случилось. Он идеально вписывался в этот план — младше меня, в протестах не участвовал. Несколько раз спрашивал про 2020 год, но я не могла и не хотела говорить, слишком больно было. Когда меня забрали на Окрестина, я подумала: „Хорошо, что он никуда не выходил, значит, его это не коснется“».
За Леной пришли осенью 2021 года. Сначала были «сутки» в ЦИП, потом — Володарка, статья о грубом нарушении порядка (статья 342 УК). Все это время, рассказывает беларуска, отношения помогали — так было легче, чем одной.
«Он писал, поддерживал, и за этот этап жизни я ему благодарна. Была надежда, но я начала понимать, что это мезальянс: мы из разных миров, и на такие этические проблемы (как протесты 2020 года. — Прим. „Медиазона“) в паре не может быть разных взглядов».
Сергей слал Елене в СИЗО романтические письма, открытки, клал угощения в передачи. Девушка говорит, что отношения скреплял еще и романтический образ принцессы «за кратами», которую нужно было ждать и спасать.
«Потом был приговор, на который ни он, ни я не рассчитывали. Я думала, будет „домашняя химия“, ну может, с направлением, а тут колония. Поначалу на эмоциях писал, что дождется, а потом по письмам стало ясно, что он „погнал коней“».
Елену перевели в колонию, и парень писал все реже. Время от времени интересовался, что положить в передачу, чем поддержать. Но однажды, когда родители поехали отвозить продукты, перестал отвечать на звонки.
«Потом родителям говорит: „Извините, заболел“. Раз в три месяца можно что-то передать, но у него случилось „заболел“. Потом еще и еще. Наверное, он просто не понимал, насколько это важно».
В колонии Лене разрешили свидание. За несколько дней до даты парень заблокировал в мессенджере родителей Лены и общих друзей, на встречу не приехал и писем больше не писал.
«Я переживала, что его закрыли из-за передачи. Потому что куда еще обычно люди в Беларуси пропадают — в тюрьму. Как же я выдохнула и обрадовалась, когда узнала, что он не задержан, что он просто му**к!»
Сергей был это время на свободе, завел новые отношения. После освобождения они не виделись.
«У меня не было желания ему писать, какой он подонок. То, что было важным, в один момент просто обесценилось. Так же, как у меня ничего не екнуло, когда я вернулась из колонии домой и когда уезжала из страны. Трепета нет никакого, потому что, объективно, если без любви к родине, современная Беларусь с серыми домами под красно-зелеными флагами сильно проигрывает Европе. И этот парень олицетворял прощание с той Беларусью. Я все правильно сделала: и с ним, и в 2020-м, и потом».
«Ничего откровенного не напишешь — все читает цензор»
Мужа 35-летней Полины Половинко, Дмитрия Лукшу, задержали в марте 2022 года. Полина сначала была свидетельницей по его делу. Позже в ее телефоне нашли фото с протестов, и статус сменился на обвиняемую. Сначала беларуска была под домашним арестом, через три месяца ее перевели в СИЗО.
«Даже не представляю себе, как он переживал: я писала-писала, а потом связь полностью прервалась. Он же не сразу узнал, что я тоже уже на Володарке. Не помню, кто ему сообщил, следователь, родные или адвокат».
Переписка между подследственными была запрещена. Оставалось только передавать через родных сдержанную информацию про состояние здоровья. Один раз Дмитрий смог прислать жене записку их другого корпуса через сложную «почтовую» систему в СИЗО.
Полина оставляла на стене в прогулочном дворике короткие послания для Дмитрия. Имя писать было нельзя, пришлось обойтись коротким «Привет, я тебя люблю».
«Что-то написать там непросто и наказуемо, это же порча имущества. Взять на прогулку карандаш — опасно, в любой момент тебя могут обыскать, чтобы не было ничего лишнего. Но это жест поддержки любимому человеку».
Однажды Дима и Полина случайно пересеклись в коридоре изолятора. Беларуска не выдержала и взяла мужа за руку.
«Был, конечно, нагоняй и крик — не трогайте других заключенных!»
Немного поговорить супругам удалось перед самым судом, во время совместного ознакомления с материалами дела.
Полину приговорили к 2,5 года колонии по обвинению в дискредитации Беларуси и участии в протестах (статьи 342 и 369−1 УК). Дмитрий получил четыре года.
Первые пять месяцев в гомельской ИК-4 Полина добивалась разрешения на переписку с мужем. Письма были единственным способом коммуникации между мужем и женой. При этом, говорит Полина, ничего личного и откровенного не напишешь.
«Все читает цензор, а перед ним не хочется открывать душу».
В течение недели Полина могла отправить мужу несколько открыток с коротким посланием «люблю, целую, жду нашей встречи». По выходным, когда было больше свободного времени, писала подробные письма.
«Просто описываешь как ты живешь, шлешь слова поддержки. Рассказываешь, какие книги прочитал, какие фильмы хочется вместе посмотреть. Что-то обыденное. Он мне стихи писал, а я отправляла ему рисунки — перерисовывала из книг и журналов каких-то парочек, танцующих котов, что-то максимально милое. Иногда рисунки, вложенные в конверт, не доходили. Поэтому я стала рисовать сразу на конвертах».
Через год и четыре месяца Полина вышла на свободу по помилованию. Тогда же освободили Дмитрия.
«Я не знала этого, хотя верила всей душой. Меня из колонии встретили родители, говорят — Дима тоже вышел. Радость была неимоверная».
То, в каком состоянии муж был после колонии, Полину шокировало. Он выглядел уставшим, сильно похудел.
«Первая реакция, думаешь: какие же там были кошмарные условия. И вторая мысль — ничего непоправимого не должно было случиться, мы наберем вес, поправим здоровье, все будет хорошо, все восстановим».
В первые дни после освобождения (как и сейчас) Полина с Димой постоянно старались быть рядом, общались, пересказывая друг другу события последнего времени.
«Пытались восполнить то время, которое пропустили в жизни друг друга. Мы же раньше больше чем на месяц не расставались. Все время говоришь-говоришь-говоришь, чтобы просто быть в курсе».
«Запрещаешь себе думать о семье»
Полина Шарендо-Панасюк провела в заключении более четырех лет, в 2021 году ее осудили на два года колонии по статьям об оскорблении Лукашенко, представителя власти (статьи 368, 369 УК) и насилии либо угрозе насилием в отношении милиционера (статья 364 УК). Позже суд добавил ей еще два года колонии за «злостное неповиновение администрации колонии» (статья 411 УК). У Полины есть муж и двое детей. За все время заключения цензор пропустил только несколько писем от них, от звонков и свиданий Полина отказывалась сама:
«Потому что я знала — все равно не дадут, или будут этим шантажировать. Так было у других политзаключенных в ИК-24. Женщины просили, писали заявления, и вот, вроде бы как разрешают, но за пару дней до звонка или свидания бросают в ШИЗО. Это способ давления на людей, и это очень тяжело».
В тех редких письмах, которые доходили Полине, муж обычно писал про то, как дети, где путешествовали, что видели. Письма от Полины тоже доходили редко, но женщина не переставала писать семье.
«Есть надежда, что что-то прорвется, поэтому пишешь. И так, исключительно эзоповым языком. Нельзя напрямую сказать — у меня снова суд по 411-й. Пишешь — повторится мое прошлогоднее турне, и так далее».
Фото своих сыновей Полина почти не получала. Первые актуальные снимки и видео ей показали пропагандисты — на съемках интервью в колонии. Тогда Полина не сдержала слез. Все время в заключении она запрещала себе тосковать о семье, скучать, плакать. Для того чтобы «окончательно не сойти с ума» в ШИЗО и карцерах, куда ее постоянно помещали (провела там около 270 дней за весь срок).
«Муж, дети — это всегда есть где-то в душе. Но запрещаешь себе думать об этом. Потому что от этого можно просто сойти с ума — вот ты год не видел их, а теперь уже два, а теперь три. Ты только знаешь, что где-то они есть и с ними вроде бы все в порядке. Ты в плену, они не в плену, все. Просто сохраняешь себя для того, чтобы иметь возможность их увидеть».
«Не нужно было романтики. Меня больше радовали новости, которые он пересказывал в письмах»
36-летнюю Татьяну задержали в августе 2021 года по обвинению в участии в протестах и незаконных действиях в отношении информации о частной жизни.
В заключении Татьяну поддерживал бывший муж — он жил за границей, но писал ей письма, высылал ее маме деньги и даже организовал сбор средств в диаспоре на поддержку Тани.
«Он писал мне письма, что до сих пор любит, „несмотря на наши разногласия“. Меня это тронуло, но, видимо, потому, что я была в тюрьме, а там все эмоции обостряются. Да, у меня с ним были хорошие отношения, но мне там не нужен был мужчина. Не нужно было романтики. Меня больше радовали новости, которые он пересказывал в письмах».
На свободу Татьяна вышла летом 2023 года. Тогда она попробовала завести отношения:
«Мы встретились, и он в какой-то момент сказал: „Что-то ты неважно выглядишь, займись собой“. Я как могла занялась — и уехала в Европу навсегда».
Сказанные слова парня и пережитое в колонии повлияло на Татьяну.
«У меня больше года никого не было, даже поцелуя. Мужчины для меня пока — страшные существа. Женщины в колонии могли проявить сочувствие, сотрудники-мужчины были жестче, какие-то женоненавистники. Я тут с кем-то переписывалась, сходила на дискотеку — такое отношение, что вокруг одни какие-то нарциссы и абьюзеры».
Татьяна говорит, что мечтает встретить мужчину, который сильнее духом, чем она сама. Но «в какой это жизни будет и когда», не знает.